При Николае I в русскую армию насильно забирали еврейских детей – иногда их просто похищали у родителей. В так называемых школах кантонистов малолетних мальчиков больше били, чем учили – и насильно принуждали креститься.
В конце августа 1827 года в России был принят указ о введении воинской повинности для евреев по рекрутскому уставу. Совершеннолетних определяли на действительную службу, а малолетних – до 18 лет – «для приготовления к воинской службе» направляли в школы кантонистов. В народе эти школы называли коротко и метко – «живодерни». Даже в отчетах военного министра тех лет Александра Чернышева часто мелькала фраза: «Кантонисты тают, как свечи». Это неудивительно, учитывая, что негласный девиз воспитания евреев-кантонистов был такой: «Из десятка девять убей, а десятого – представь». Представь – не к награде, конечно, а к православной вере.
Николай I – при нем была принята чуть ли не половина всех существовавших когда-либо в России законов, ограничивающих права евреев – действительно видел в армии инструмент по насильственному воцерковлению еврейского народа. «Духовность», конечно, насильно прививалась всем: за неявку на исповедь, например, полагался громадный штраф, при «рецидиве» – пожизненная кабала. Священникам, скрывающим факты неявки, грозила каторга. В вопросах смены религии у государства к каждому этносу был свой подход: бурятских буддистов при добровольном переходе в православие поощряли 200 рублями, евреев же – всего 25. Зачем растрачивать казну, когда можно заставить силком? Особенно, если перед тобой не взрослый мужчина, а ребенок из школы кантонистов.
Вообще, термин «кантонисты» пришел в Россию еще в 1805 году и был заимствован из Пруссии. К 1826 году кантонистов насчитывалось свыше 150 тысяч – чаще всего это были сироты: их обучали по гимназическому курсу, а также выдавали им незначительное, но жалование. Школы для еврейских детей-кантонистов, появившиеся в 1827 году, ничего общего с вышеуказанными учебными заведениями не имели. Для евреев создавались наихудшие условия.
Вот как, к примеру, описал свою встречу с еврейскими детьми-кантонистами Александр Герцен в мемуарах «Былое и думы»:
– Видите, набрали ораву проклятых жиденят с 8-9-летнего возраста, – рассказывал командующий ими офицер. – Сначала было их велели гнать в Пермь, да вышла перемена – гоним в Казань. Я их принял верст за сто. Офицер, что сдавал, говорил: беда и только, треть осталась на дороге – мрут как мухи.
Дальше Герцен описывает самих мальчишек: «Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал – бедные, бедные дети! Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо равнявших их; белые губы, синие круги под глазами показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу».
Были ли эти еврейские дети сиротами? Отнюдь нет. Согласно указу 1827 года, от каждой тысячи еврейского населения в армию должны были поступать ежегодно 10 рекрутов. Если совершеннолетних призывников не хватало, их разрешалось заменять мальчиками в возрасте от 12 лет – это автоматически лишало их возможности пройти в 13 лет бар-мицву, что предполагало первый этап отлучения от национальной культуры. Впрочем, реальный возраст кантонистов мало кого интересовал – достаточно было 12 свидетелей, чьи показания чудесным образом делали из 8-летнего мальчика 12-летнего.
При этом государство раздавало «бонусы» за «сдачу» детей в кантонисты. Так, в 1838 году евреям-мастеровым, сдавшим детей в кантонисты, разрешалось жить в столице, а в 1843-м Николай I лично разрешил не выселять из Киевской и Подольской губерний те еврейские семьи, которые отдали в кантонисты своих сыновей. Но чаще всего в еврейские общины, не справлявшиеся с набором рекрутов, просто посылались так называемые «ловчики», в народе – «хапуны». Они похищали еврейских детей, не разбираясь в их возрасте.
Вот что можно прочесть по этому поводу в рассказе «Владычий суд» Николая Лескова, работавшего в 1850 году в Киеве помощником начальника по рекрутскому столу: «Эта приемка жидовских ребятишек поистине была ужасной операцией. Закон дозволял приводить в рекруты детей не моложе 12 лет, но «по наружному виду» и «на основании присяжных разысканий» принимали детей и гораздо младше, так как в этом для службы вреда не предвиделось, а оказывались даже кое-какие выгоды – например, существовало убеждение, что маленькие дети скорее обвыкались и легче крестились. Маленьких жидочков вырывали из материнских объятий почти без разбора и прямо с теплых постелей тащили к сдаче».
По детям, отлученным таким образом от родителей, нередко сразу же читали кадиш – надежд на возвращение практически не было. Годы, проведенные в школе кантонистов, не засчитывались как воинский стаж. Таким образом, дождавшись совершеннолетия, кантонисты попадали на 25 лет в армию, покидая ее в лучшем случае к 43 годам. К этому моменту родители многих из них умирали, а братья и сестры, если даже и удавалось их найти, относились к ним с недоверием, как к чужим. Но все эти годы нужно было еще пережить – испытания начинались с первых минут пути из дома.
О том, в каких условиях приходилось им жить и учиться, говорит хотя бы тот факт, что едва ли не каждый десятый признавался затем в 18 лет негодным к воинской службе – ввиду приобретенных заболеваний и увечий. Совсем малыши, они подвергались муштре и нескончаемым побоям. «Жаловаться было некому, – вспоминал бывший кантонист. – К битью сводилось все учение солдатское. И дядьки старались. Встаешь – бьют, учишься – бьют, обедаешь – бьют, спать ложишься – бьют. От такого житья у нас иногда умирало до 50 кантонистов в месяц. Если умрут сразу несколько, солдаты-инвалиды выкопают одну яму и в нее бросают до пяти трупиков, а так как трупики при этом не кладутся в порядке, то инвалид спускается в яму и ногами притаптывает их, чтобы больше поместилось».
Все эти страдания от спокойной жизни отделял лишь один шаг – согласие принять православие. Стойко перенести мучения могли лишь дети постарше. Маленькие соглашались креститься порой за стакан воды – после того как весь день их кормили одной соленой рыбой. Многие, свято чтя веру отцов, не могли терпеть дальнейших издевательств и заканчивали жизнь самоубийством. В черте оседлости даже существовала легенда о нескольких сотнях кантонистов, которых собрали для крещения в реке к приезду Николая I в Казань. Якобы после того как самодержец скомандовал войти в воду, кантонисты все как один утопились.
Достигнув совершеннолетия, кантонисты переходили в регулярную армию, где не отступившие от веры могли по субботам ходить в синагогу, а в случае ее отсутствия – собираться в определенный час для общей молитвы. Согласно общевойсковому уставу, евреям во время прохождения военной службы предоставлялась абсолютная свобода вероисповедания. Даже присяга давалась на идише, перед раввинским судом, в молитвенном покрывале, на развернутом свитке Торы. Издеваться и требовать перехода в православие можно было лишь над неокрепшими детьми.
Институт кантонистов упразднился коронационным манифестом Александра II от 26 августа 1856 года. По официальной статистике, за 29 лет через школы кантонистов прошли около 50 тысяч евреев. Только вот учитывались лишь те, кто в итоге пополнил ряды русской армии. Разницу между ними и общим числом детей, отловленных «хапунами», никто не высчитывал. Сопутствующие потери статистику не интересовали.
Алексей Викторов
Источник: https://jewish.ru
