Рабби Леви-Ицхак Шнеерсон родился в 1878 году. С юности он отличался выдающимися способностями к учебе. Позднее он получил свидетельство о посвящении в раввины от таких знаменитых талмудистов как рабби Хаим Брискер и рабби Хаим Майзлиш из Лодзи.
Рабби Леви-Ицхак Шнеерсон — прямой потомок знаменитого Цемах-Цедека — родился 18 Нисана 5638 (1878) года. С юности он отличался выдающимися способностями к учебе. Позднее он получил «смиху» (свидетельство о посвящении в раввины) от таких знаменитых талмудистов как рабби Хаим Брискер и рабби Хаим Майзлиш из Лодзи. В рекомендательном письме р. Хаим сравнивал Леви-Ицхака с золотым самородком.
В 1909 году в Днепропетровске (тогда Екатеринослав) скончался раввин, и еврейская община начала подыскивать кандидата на этот пост. Выбор пал на р. Леви-Ицхака, что было большой честью для молодого человека, которому только что исполнился 31 год: еврейская община Екатеринослава была одной из самых крупных в России.
В начале ХХ века в этом большом украинском городе проживало около 50 тысяч евреев, которые составляли 40 процентов всего населения. Здесь было 12 синагог, йешива, около 1500 детей училось в хедерах, остальные — в 16 частных еврейских школах.
Волна еврейских погромов 1905 года не миновала и Екатеринослав. От рук убийц погибло свыше ста человек, более двухсот были ранены, около 300 еврейских магазинов — разгромлены и сожжены. Сотни бедных семейств остались без крова и средств к существованию. Многие покидали город, эмигрировали в Америку и Палестину. Впоследствии зачинщиков погрома судили и признали виновными, однако, царь Николай II их помиловал, ясно показан, на чьей стороне находится самодержавие.
Из страха за свою жизнь евреи стали отходить от религии отцов. Среди молодежи, которой еврейское вероисповедание мешало получить образование, участились случаи крещения.
Такой была обстановка в еврейской общине города, когда рабби Леви-Ицхак приступил к выполнению обязанностей раввина в Екатеринославе.
Его избрание не прошло гладко. Против кандидатуры молодого раввина выступила местная интеллигенция, которая хотела бы видеть на посту духовного руководителя общины менее ортодоксального человека. Они обратились к наиболее авторитетному в городе человеку, инженеру Сергею Павловичу Палею, одному из руководителей городской сионистской организации, с просьбой, чтобы он, используя свое влияние, не допустил избрания на пост раввина хасида из династии Шнеерсонов. Палей сказал, что не любит ходить у кого-либо на поводу. Он решил сам познакомиться с кандидатом и отправился к рабби Леви-Ицхаку. Они проговорили шесть часов подряд, и после беседы Палей стал одним из самых горячих сторонников нового раввина.
Возглавив еврейскую общину Екатеринослава, р. Леви-Ицхак всецело отдался исполнению своих многочисленных и разнообразных обязанностей. Первым делом он решил добиться постройки новой миквы (бассейна для ритуальных омовений), так как старая пришла в негодность. Однако руководители общины не поддержали его, ссылаясь на отсутствие свободных денег. Тогда р. Леви-Ицхак снял новое пальто и положил его на стол. «Оно стоило мне недешево, — сказал он, — но миква для меня еще дороже, и я жертвую свое пальто на строительство». Убежденность рабби подействовала на равнодушных. Вскоре в городе появилась новая миква.
За короткое время авторитет рабби укрепился и вырос настолько, что к нему потянулись за решением любых проблем и споров, так как знали, что совет будет умным и справедливым. Вскоре р. Леви-Ицхак приобрел широкую известность и за пределами Екатеринослава. Феноменальная память, острый ум и всесторонние знания поставили его в первый ряд раввинов того времени. Пятый Любавичский Ребе, рабби Шолом-Дов-Бер Шнеерсон, неоднократно посылал его за границу, где р. Леви-Ицхаку приходилось встречаться с известными раввинами и общественными деятелями.
Рассказывая эпизоды из их жизни, супруга раввина вспоминала, как однажды, когда они ехали в Варшаву, к ним в купе подсел известный писатель. Между ним и раввином завязалась беседа. Интересный разговор привлек внимание пассажиров, люди из других вагонов останавливались послушать. Постепенно возле купе собралась толпа, и, хотя беседа длилась всю ночь, никто не уходил.
Во время одной из поездок в Германию, когда рабби Леви-Ицхаку пришлось остановиться в Висбадене, к нему с визитом пришел местный раввин. Они начали разговор, который скоро превратился в монолог рабби Шнеерсона — гость жадно слушал его, не раскрывая рта.
Прощаясь, восхищенный раввин настоятельно советовал супруге рабби Леви-Ицхака записывать высказывания своего мужа, чтобы затем издать их отдельной книгой.
Рабби Леви-Ицхак писал комментарии ко всем разделам Торы. Когда его арестовали, дома остались тысячи исписанных им страниц. К великому сожалению, большинство бесценных рукописей было конфисковано, а то, что уцелело после варварского налета НКВД, уничтожили гитлеровцы. Оккупируя города, они истребляли не только евреев, но и все еврейские реликвии.
Рабби Леви-Ицхак Шнеерсон уделял особое внимание еврейской общинной деятельности, проявляя подлинное самопожертвование, когда нужно было помочь ближнему. В этом отношении заслуживают специального упоминания его усилия по обеспечению мацой еврейских солдат во время русско-японской войны 1904–1905 гг., а также помощь в подготовке материалов защиты в ходе печально знаменитого «дела Бейлиса».
После февральской революции 1917 года, когда Временное правительство провозгласило демократические свободы, немедленно возникли различные организации и союзы. Раввины и еврейские общественные деятели также создали свою организацию. Первый ее съезд в Москве должен был выработать программу организации и представить свои требования правительству. Одним из активных участников этого съезда был рабби Леви-Ицхак Шнеерсон. Аналогичные собрания проводились в Петрограде, на Украине и в Белоруссии: летом 1917 года была создана комиссия из представителей всех этих организаций. Однако октябрьский переворот уничтожил едва родившуюся демократию.
Как известно, при советской власти началась бешеная антирелигиозная кампания. Особенно активной была «Евсекция» при ЦК ВКП(б). Рабби Леви-Ицхак вступил в бесстрашную борьбу с любыми гонениями на религию. Используя формальные высказывания руководителей СССР о свободе религии и правах человека, он решительно отстаивал религиозные нужды еврейских общин.
Осуждая антирелигиозные действия советских властей, папа римский выступил с воззванием ко всему свободному миру, в котором призвал бойкотировать советские товары. Он объявил крестовый поход против воинствующего советского атеизма. В ответ на это советские власти приняли контрмеры. Наряду с официальными опровержениями, было выпущено заявление 32-х белорусских раввинов, в котором говорилось, что воззвание папы не соответствует действительности: в стране якобы нет никакой дискриминации верующих и служителей культа. Этих раввинов собрали в Минске и угрозами заставили подписать откровенную ложь.
Аналогичного заявления потребовали и от украинских раввинов, для чего был созван раввинский съезд в Харькове. Зная, каким влиянием пользуется рабби Леви-Ицхак Шнеерсон, начальник НКВД Днепропетровска вызвал его к себе для беседы и объяснил, какую пользу принесут раввины Советской власти, подписан заявление. При этом он протянул рабби бесплатный билет до Харькова в первом классе скорого поезда. Однако р. Леви-Ицхак не принял подачки. Он поблагодарил и сказал, что пока еще в состоянии поехать в Харьков за собственный счет.
На съезде оказалось больше агентов НКВД, чем раввинов, но это не смутило рабби Леви-Ицхака. Он заявил, что считает невозможным подписать заявление, основанное на обмане. Смелое и открытое выступление подбодрило колеблющихся, съезд затянулся на несколько дней, и рабби Леви-Ицхак продолжал объяснять всем и каждому, к каким трагическим последствиям может привести подписание лживого документа. Министр просвещения Украины вызвал рабби Леви-Ицхака и обвинил во «враждебных действиях» против Советской власти. Понятно, что означали такие обвинения в тридцатые годы. Однако рабби Леви-Ицхак не дал себя запугать, не изменил своей позиции, и его непоколебимость воздействовала на других делегатов. В конце концов, съезд закрылся вообще без какой-либо резолюции.
Однако рабби Леви-Ицхак считал, что достигнутая победа будет недостаточно прочной, если большевики сумеют скрыть правду о провале съезда раввинов. Он сумел переправить информацию о съезде за границу, и она была широко опубликована в мировой печати. Появилась едкая карикатура: раввин стоит на коленях перед стулом, на котором лежит бумага, а солдат направляет на него револьвер и требует поставить подпись.
В 1939 году в СССР проводили перепись населения. Каждый должен был указать в анкете: верующий он или неверующий. После многих лет гонений на религию люди боялись говорить правду и нередко писали «нет», хотя на самом деле были верующими. Узнав об этом, рабби Леви-Ицхак выступил в синагоге с пламенной речью, он убеждал собравшихся, что евреи ни в коем случае не должны скрывать своей веры в Единого Б-га.
Слова раввина, естественно, стали известны органам НКВД, которые имели своих осведомителей повсюду, в том числе и в синагоге. Когда рабби арестовали, ему на следствии предъявили и это обвинение. Рабби Леви-Ицхак ответил, что при переписи населения власти, очевидно, были заинтересованы в правдивой информации, и, призывая говорить правду, он только оказывал помощь властям.
9 Нисана 1939 года, в З часа утра, в квартиру раввина ворвались представители НКВД. После многочасового обыска они забрали книги, бумаги, рукописи и увели самого рабби. Все попытки жены узнать, где он находится, долго оставались безуспешными.
Что-то прояснилось только в октябре, спустя семь месяцев — когда в дом раввина пришел незнакомый молодой человек. Прежде всего, он предупредил, что его посещение должно остаться тайной, так как это грозит опасностью и ему и семье рабби. Выяснилось, что этот человек, по профессии инженер, сидел в одной камере с р. Леви-Ицхаком, который оказался в ней после 32-дневного пребывания в карцере.
— Тот Судный день я никогда не забуду, — возбужденно рассказывал гость. — Весь день он молился, плакал, иногда кричал и пел до позднего вечера. Страшно было на него смотреть.
На вопрос жены, в чем обвиняют раввина, гость ответил: в том, что при постройке миквы он, якобы, присвоил часть общественных денег. Кроме того, один из свидетелей показал, что в день Симхат Торы в доме раввина собирали пожертвования для семей маршала Тухачевского и Бухарина, но на очной ставке с рабби этот свидетель от своих слов отказался, заявив, что дал ложные показания под давлением. Поэтому последнее обвинение пока что снято. Гость сказал, что сам просидел шесть месяцев, после чего был освобожден. Перед выходом из тюрьмы он обещал раввину навестить его семью и рад, что выполнил обещание.
Следователи НКВД делали все возможное, чтобы сфабриковать обвинение в антисоветской деятельности и приговорить рабби Леви-Ицхака к расстрелу, но стойкое поведение заключенного разрушило их планы. Они не смогли заставить рабби признаться в «преступлениях» и отправили его в ссылку, в Казахстан.
Жил он там в глухом местечке, но в ближайшем городе Кзыл-Орда во время войны оказалось немало евреев, причем некоторые из них лично знали рабби Леви-Ицхака, а другие были наслышаны о прославленном раввине. Иногда они приходили к нему и беседовали на религиозные темы.
У рабби не было бумаги, чтобы записывать свои мысли, и он часами сидел в глубокой задумчивости. Впоследствии с большим трудом удалось выхлопотать разрешение на переезд в Алма-Ату. Здесь его радостно встретили, и опять дом раввина стал центром, который притягивал к себе многих людей. В рабби Леви-Ицхаке видели учителя и наставника, но его здоровье уже было подорвано. В ночь на среду 20 Ава 1944 года он открыл глаза и попросил воды, чтобы вымыть руки. Когда ее принесли, он сказал:
— Надо перебраться на ту сторону.
Это были его последние отчетливые слова. Потом он еще что-то долго шептал, но ничего нельзя было разобрать. В тот же день рабби Леви-Ицхак Шнеерсон скончался.
Из беседы Ребе ????«? Короля Мошиаха:
…Мой отец был арестован и по приговору советского суда сослан в заброшенное казахское поселение. Там он жил в невероятно тяжелых условиях, но переживал он больше всего из-за отсутствия чернил, из-за того, что был лишен возможности записывать свои мысли. Эта возможность появилась у него лишь после того, как моя мать, ребецин Хана, получила разрешение властей присоединиться к нему в его изгнании. Она собирала травы и из них изготавливала чернила самых разных цветов — черные, синие, зеленые, красные и т.д. Благодаря этому мой отец смог записать множество оригинальных толкований Торы… Он писал на полях священных книг, которые моя мать привезла с собой, и на маленьких клочках бумаги. После того, как отец оставил этот мир, мать бережно хранила эти книги и записи и увезла их с собой, когда ей удалось, наконец-то, покинуть СССР. Это было крайне рискованно с ее стороны, поскольку багаж всех тех, кто уезжал за границу, тщательно обыскивался. Любая подозрительная находка грозила арестом и заключением, что неоднократно и случалось. Опасность удваивалась и даже утраивалась в силу того, что моя мать была на подозрении у властей — во-первых, потому что она была вдовой ссыльного политического заключенного, а во-вторых, потому что носила фамилию Шнеерсон… Вопреки всем трудностям и препятствиям, моя мать, с Б-жьей помощью, все же добралась до берегов этой страны (США), где и были напечатаны труды моего отца. Теперь у нас есть возможность читать и изучать их — главным образом, благодаря самоотверженности моей матери. Как говорят наши мудрецы: «Вино — хозяина, но благодарность — виночерпию».
